От безработицы к дефициту кадров: как сломалась российская модель рынка труда
Еще в 2000-е годы на фоне быстрого экономического роста многие российские работодатели начали жаловаться на трудности с наймом новых сотрудников. Эти трудности можно было объяснить разными факторами, но главной причиной было желание работодателей нанимать классных работников по низкой цене. Кризис 2008–2009 годов приостановил поток жалоб, но к концу следующего десятилетия они снова участились.
Начиная с позднесоветских времен, чиновники считали безработицу одной из главных угроз стране, экономике и, по-видимому, не в последнюю очередь себе и своей карьере. Чем она ниже, тем лучше! Карали за массовые увольнения, субсидировали убыточную занятость, закрывали глаза на неплатежи и административные отпуска. Вроде получалось "неплохо". Несмотря на череду кризисов, в том числе достаточно глубоких, безработица оставалась умеренной, а если и возрастала на какое-то время, то ненадолго и потом быстро снижалась. Каждый раз это воспринималось то ли как чудо, то ли как невероятное умение правительства предупреждать эту "напасть". Но ни то ни другое объяснение не подходит. Основным инструментом решения проблемы всегда были ссылки на прокуратуру и Следственный комитет, готовые прийти "в гости" к работодателям, пытающимся сокращать штат. Однако подавляющее большинство увольнений всегда было добровольным, а большая часть всей занятости в России приходилась и приходится если и не на тень, то на полутень, на такой сегмент, в котором законы о труде известны лишь понаслышке.
Кризис модели
В чем же был секрет "российского чуда" низкой безработицы? У этого "чуда", как и у любого другого, должно быть простое объяснение. Если у вас в экономике гибкая оплата труда с большой переменной компонентой, низкие минимальная зарплата и пособие по безработице, высокие издержки увольнения и значительный полу- и неформальный сектор, то высокий уровень безработицы, определяемой общепринятыми статистическими критериями, вам не грозит. Ее заменяет большая доля плохих рабочих мест с низкой зарплатой. Все это создает значительное пространство для подстройки через зарплату, оставляя формальную занятость сильно зарегулированной. Стандартная концепция безработицы тут работает плохо. Так оно было, так оно и есть. Все институты рынка труда вроде как в развитых странах, но функционируют как в развивающихся. Международная организация труда (МОТ) с такой историей хорошо знакома.
Постепенно ситуация стала меняться. Еще в 2000-е годы на фоне быстрого экономического роста многие работодатели начали жаловаться на трудности с наймом новых сотрудников. Эти трудности можно было объяснить разными факторами, но главной причиной было желание работодателей нанимать классных работников по низкой цене. Кризис 2008–2009 годов приостановил поток жалоб, но к концу следующего десятилетия они снова участились. Сейчас они звучат из каждого утюга, а прогнозы бьют рекорды. Такого количества незаполненных вакансий никогда еще не было. Министр труда Антон Котяков оценивает дополнительную потребность в работниках к 2030 году примерно в 2 млн человек.
Что изменилось?
Формирование дефицита
Прежде всего, стала сильнее кусаться демография. Начиная с середины 2010-х годов численность занятых в молодых возрастах пошла на снижение. Пенсионная реформа, связанная с увеличением трудоспособного возраста, эту проблему решить не могла. Но она не могла и радикально решить проблему занятости пожилых — их уровень вовлеченности в экономическую деятельность был уже достаточно высоким, а проблемы со здоровьем и с доступом к хорошим рабочим местам препятствовали дальнейшему увеличению занятости. Численность занятости уперлась в свой предел, а ее структура, по крайней мере возрастная, становилась для экономики все менее благоприятной.
Начавшийся провал с занятостью в младших рабочих возрастах, экономия работодателей на оплате труда, необходимость структурного маневра — все это вместе стало создавать новое напряжение на рынке труда. Уже не с безработицей, а с тем, что можно назвать "дефицитом" рабочей силы. Я беру "дефицит"" в кавычки, поскольку это явление плохо вяжется с исключительной гибкостью российской оплаты труда. Экономисты определяют такой дефицит как невозможность приобрести что-либо сегодня по той цене, что была вчера.
Но откуда берется дополнительный спрос? Во-первых, всегда нужно замещать выбывших. А выбывают по разным причинам: это и просто смена работы, и выход на пенсию, и эмиграция, а тут еще и мобилизация. Старение рабочей силы также никто не отменил. Во-вторых, структурные изменения требуют оперативного перераспределения работников — надо насыщать ниши быстрого роста производства, а это и импортозамещение, и увеличение выпуска оборонной продукции.
Дополнительных работников надо где-то найти, а поскольку значительная часть возросшего спроса на труд связана с ростом гособоронзаказа, то промедление наказуемо и рост числа вакансий может заметно опережать рост числа взятых на работу сотрудников. Разница между ними выражается сотнями тысяч.
Недоступные решения
А что с дополнительным предложением труда? Его практически нет. И не будет. Уровни занятости во всех демографических группах на пределе возможного. Прогнозы обещают дальнейшее — и очень существенное — сжатие молодежных когорт в рабочей силе. Остаются такие маргинальные для рынка труда источники: студенты, мигранты, заключенные. С каждой из этих групп есть свои проблемы. Какие-то дыры ими временно можно залатать, но для серьезной и ответственной работы ни одна из этих групп не годится. Нужны люди с высокой квалификацией, долгосрочной мотивацией и ответственностью. Еще один скрытый источник — это высвобождение работников там, где они сегодня избыточны или менее эффективны, и их наем на эти вакансии. Здесь выявляется целый ряд новых проблем, среди которых отметим лишь две. Во-первых, уволенные будут иметь одни навыки, а нужны другие. Значит, необходимо дорогое переобучение взрослых людей, чего делать никто не умеет. Во-вторых, а как уволить, если сами не уйдут? Издержки увольнений высоки, а работодатели привыкли к тому, что здесь лучше ничего не трогать. Значит, и этот источник не очень-то и доступен.
В итоге зарплата пошла вверх, особенно во II квартале 2023-го. Рабочее время тоже. Но проблему вакансий это не решает. По данным Росстата, среднесписочная численность занятых на крупных и средних предприятиях обрабатывающих производств в июле 2023 года была лишь на 1% выше, чем годом ранее.
Кто-то скажет: забыли про главное — рост производительности труда. Вот же скрытый ресурс! Хороший совет, но кто бы знал, как его реализовать. И в более благополучные времена это не получалось, а почему должно получиться в условиях санкций, отсутствия доступа к передовым технологиям, закрытых западных рынков, регрессивного импортозамещения и сокращения расходов на образование и науку? В любом случае это была бы долгая история, за неделю-месяц-год ничего измениться не может. Все это возвращает нас к сложившимся институтам и практикам регулирования рынка труда, тем самым, которые так эффективно помогали контролировать безработицу, добиваясь ее сокращения.
Круг замыкается. Институциональная матрица, в течение 30 лет успешно тормозившая безработицу, в условиях, когда дополнительных источников рабочей силы нет, сама становится тормозом. Если раньше она была механизмом гибкости рынка труда, то теперь задает жесткость в подстройке к изменению спроса. Ломать нельзя сохранять.
